После эксгумации человеческих останков из неучтенного захоронения у деревни Хайсы солдатами 52-го отдельного специализированного поискового батальона началась пропагандистская кампания по зачислению неизвестных жертв на счет немецких оккупантов. Жители окрестных деревень, которые соотносят их с временами сталинских репрессий, возмущены: они полагают, что власти нагло искажают историческую правду.
В декабре в газете «Витебские вести» появилась статья «Активисты нашли забытое захоронение в Витебском районе», автор которого убеждает: «витебские “Куропаты” – это очередное эхо войны». По словам автора, общественные активисты ошибаются, и все факты свидетельствуют, что найденные в лесу под Хайсами останки принадлежат жертвам войны. Для подтверждения такой версии привлекаются авторитетные свидетели. Тут вам и археолог поискового батальона Вадим Томилин, и дневник боевых действий отряда имени Курмялёва 1-й Белорусского партизанской бригады. Только вот если читать внимательно, получается, что и Вадим Томилин не совсем уверен («потеряно значительное количество предметов, с помощью которых можно сделать более точное дотирование...»), и дневник тот неизвестно кто видел и неизвестно, что в нем конкретно написано.
Как полагают общественные активисты, если бы представители власти действительно заботились об объективном расследовании, то обратили бы внимание на свидетельства и местных жителей, которые хорошо знают о событиях той далекой и трагической истории. На сегодня около двадцати жителей деревень Хайсы, Дреколье, Мазолово, Лужесно и города Витебска засвидетельствовали тот факт, что местные обитатели прочно связывают захоронения в лесу со сталинскими репрессиями. Но ждать от чиновников объективности и беспристрастности – значит не понимать природы и сущности этой власти. И удивляться тут нечему: отношение государственных служащих к теме сталинских репрессий одинаково по всей Беларуси.
Упомянутая выше статья стоит в одном ряду с печально известным опусом молодого писателя Андрея Лазуткина, который совсем недавно попытался убедить общественность в том, что в Куропатах захоронены жертвы нацистов. Но не стоит удивляться такой позиции. В государствах, где не ценятся политические свободы и права человека, такое отношение к человеческой жизни и памяти о прошлом является нормой. И в таких государствах всегда будет полно лазуткиных, согласных ради мифической чести мундира и прочности режима идти на любые фальсификации и искажения. Ясно, что власть, которая не осудила либо не покаялась за террор со стороны своих предшественников, уже по своему определению не может быть моральной. Поэтому ждать от нее моральных решений не приходится.
Единственное, что остается в сегодняшних условиях любому честному белорусу, – это держаться сознательной гражданской позиции по всем принципиальным вопросам. И, слава Богу, людей с такой позицией немало.
Говорит уроженец деревни Буево (Мазолово) Гончаров Дмитрий Степанович (1928 года рождения), житель деревни Хайсы:
– События, о которых я расскажу далее, произошли в 1939 году. На то время в колхозе было где-то десять – пятнадцать телят. И мы вдвоем гоняли их в поле. Нас тогда рано заставляли работать. Мой напарник был года на два-три старше меня. Звали его Борохов Павел. Летом мы с ним были пастухами. Затем, во время войны, немцы задержали его и отправили в Германию, но домой он вернулся.
Под вечер, бывало, как только начинала смеркаться, по шоссе из города начинали двигаться закрытые машины с решетками на окнах, которые потом сворачивали на переезд в сторону Воробьева леса. Мы тогда не знали и говорили: «А что это они возят туда?»
Так вот однажды вечером, пригнав скот с пастбища, мы не досчитались в хлеву одного теленка. Пошли искать, а уже темнело. Как раз только что через переезд прошла очередная машина с зарешеченными окнами. Иногда телята переходили железную дорогу, и поэтому мы пошли искать теленка на ту сторону. Слышим выстрелы, глухие такие, не из винтовки. Как я сейчас понимаю, это пистолетные выстрелы были. Я и говорю другу: «Давай вернемся, страшно!» Но тот не соглашается: «Нет! Пойдем! Может, они нашего теленка убили и обдирают, а потом в свою машину заберут – и ищи тогда ветра в поле!» Только мы отошли метров тридцать от железной дороги, как из кустов подходят к нам двое в форме: «Вы что здесь делаете?» Павел так не заплакал, а я сразу заревел, испугался. Мы объяснили, по какой причине бродим здесь по ночам. А те в ответ: «Уходите отсюда, чтобы больше здесь не появлялись!» Так мы сразу и ушли. А теленка нашего на следующий день нашли в болотине. Сдох он. С отца тогда за гибель несколько трудодней сняли.
Еще могу вспомнить такой случай: рассказывал мне после войны бригадир колхоза Еремеев Антон, они раньше на хуторе недалеко от переезда жили. Собирались мужчины, рассказывали – говорили, что в Воробьёвом лесу расстреливали. Слышал я об этом не раз. В 39-м году всех из хуторов в колхозы загоняли, дом Еремеева также перевезли в деревню. Так вот он однажды приехал на бывшую усадьбу забрать что-то из того, что осталось. Недалеко от своего огорода заметил свежеприкопанную яму. Подошел. Говорил, что, будто бы, местами земля шевелилась. Копнул сапогом песок, заметил рукав пиджака, цвет которого показался знакомым. До войны у нас был председатель колхоза Ромашко, хороший такой человек был. Имени его, к сожалению, не помню. Я еще с его дочерью вместе в школе учился. А его как раз в тот год забрали. Приехали ночью и увезли. Еремееву показалось, что пиджак тот принадлежал председателю. Он пошел к жене Ромашко и рассказал ей о находке. Не знаю, ходила ли та или нет. Люди тогда напуганы были, бобы даже за ягодами и грибами в тот лес не ходили. После войны она с дочерью куда-то уехала.
О каких-либо массовых расстрелах мирного населения в окрестностях Хайсов во время войны Дмитрий Степанович, как и другие свидетели, ничего не знает. К тому же отметил, что, если бы они и были, то немцы не стали бы возить своих жертв так далеко в лес и прятать их в десятки ям. Обычно немцы расстреливали и хоронили в одном месте и в одной огромной яме. Об этом свидетельствует и недавно отмеченное почестями благодаря воспоминаниям Лидии Ивановны Суходольский неизвестное захоронение жертв войны возле деревни Боровляны Витебского района, которое находится рядом с дорогой на окраине кладбища.
Дмитрий Степанович без колебаний согласился показать нам те места, о которых рассказал. И пока мы ехали к Воробьеву лесу, воспоминания переносили его в довоенные времена. Он вспоминал хуторскую жизнь, названия урочищ, лесов, несуществующих уже поселений и их обитателей. В том месте, где до войны был переезд, мы перешли железную дорогу и направились в сторону леса, откуда у 1939 г. доносились пистолетный выстрел.
Видно было, что недавно засыпанные после эксгумации человеческих останков бойцами поискового батальона ямы и памятные кресты весьма потрясли Дмитрия Степанович. Озабоченный дальнейшей судьбой останков, он все переспрашивал, а может ли так случиться, что их просто выбросят?
С. Горький
